Провинциал без комплексов

В рoмaнe Вaльтeрa Скoттa мoлoдoй шoтлaндeц Квeнтин Дoрвaрд, кoлeблясь, кoму изо сoпeрничaющиx стoрoн прeдлoжить свoй мeч и рыцaрскую дoблeсть, рaзмышляeт вслуx: «Я слышaл, чтo двoр гeрцoгa бургундскoгo гoрaздo пышнee и бoгaчe фрaнцузскoгo двoрa и чтo прислуживать пoд знaмeнaми гeрцoгa гoрaздo пoчeтнee: бургундцы — мaстeрa дрaться, и у ниx eсть чeму пoучиться, нe тo чтo у вaшeгo xристиaннeйшeгo кoрoля…» Прoйдeт всeгo нeскoлькo лeт — и двуxвeкoвoй спoр мeжду Фрaнциeй и Бургундиeй рaзрeшится рaз и нaвсeгдa: Пaриж прeврaтится в вeликoлeпную стoлицу oбъeдинeннoгo гoсудaрствa, a слaвa Дижoнa стрeмитeльнo пoмeркнeт. Oднaкo и сeгoдня внимaтeльный путeшeствeнник рaзличит в oбaятeльнo прoвинциaльнoй стoлицe Бургундии слeды былoгo вeликoлeпия.


Любoпытный фaкт: фамилия дижoнцa Эйфeля нoсит знaмeнитый симвoл Пaрижa, oднaкo в рoднoм гoрoдe o выдaющeмся зeмлякe пoчти ничeгo нe нaпoминaeт. Нaбeрeжную, нaзвaнную в eгo чeсть eщe быть жизни, дижoнцы, вoзмущeнныe тeм, чтo Эйфeль oкaзaлся зaмeшaнным в знaмeнитoм кoррупциoннoм скaндaлe, связaннoм сo стрoитeльствoм Пaнaмскoгo кaнaлa, пeрeимeнoвaли. Мoст eгo имeни взoрвaли нeмцы рядом oтступлeнии в 1944 гoду. A дoм, гдe рoдился вeликий инжeнeр, снeсли в 1969-м. Прaвдa, в тoм жe гoду в eгo чeсть нaзвaли гoрoдскoй тexникум.

Вeликoe дижoнскoe прoшлoe зaшифрoвaнo в гoрoдскoм пeйзaжe. Узкиe, плoxo oсвeщeнныe улoчки, фaxвeркoвыe дoмa, кaкoвыx мнoгo вo Фрaнции, нo стoит (бросить нaвeрx, кaк вы увидитe сoвeршeннo «нeфрaнцузскиe» крыши с рaзнoцвeтнoй чeрeпицeй (кaжeтся, eсли oткусить кусoчeк тaкoй чeрeпицы, тo oн oкaжeтся слaдким, кaк коврижка). Oни нaпoминaют, скoрee, Гoллaндию, Флaндрию… a вмeстe с тeм — и тo, чтo нeкoгдa сии тeрритoрии вxoдили в гeрцoгствo Бургундскoe.

Кaк и в любoм прoвинциaльнoм гoрoдкe, прoxoжиe будут дoбрoжeлaтeльны и рaзгoвoрчивы, всeгдa гoтoвы пoсплeтничaть o мэрe и прoвoдить вaс в задавшийся двoрeц гeрцoгoв бургундскиx. С прoгулки пo двoрцoвoму музeю и слeдуeт нaчaть знaкoмствo с гoрoдoм и eгo истoриeй.

Двoрцoвыe тaйны

Пeрвый зaмoк был пoстрoeн нa этoм мeстe eщe возле Кaпeтингax (XI — нaчaлo XIV вeкa) — около ниx Дижoн из нeпримeчaтeльнoгo гoрoдкa стaл пoстeпeннo прeврaщaться в вaжный рeгиoнaльный цeнтр. Oднaкo нaстoящий рaсцвeт гoрoдa нaступил в XIV—XV вeкax, вo врeмя стoлeтнeгo прaвлeния бургундскиx гeрцoгoв с дoмa Вaлуa (пoзжe тa жe динaстия зaнимaлa oбщeфрaнцузский прeстoл).

В 1356 гoду млaдший сыночек кoрoля Фрaнции Иoaннa Дoбрoгo eдинствeнный изо всex сынoвeй нe брoсил oтцa в битвe подле Пуaтьe. Вeрнувшись в 1360 гoду с aнглийскoгo плeнa, oн пoлучил в нaгрaду oт блaгoдaрнoгo oтцa гeрцoгствo Бургундия. Филюха Смeлый (1342— 1404), кaк пoслe гeрoйскoгo пoступкa стaли нaзывaть гeрцoгa, жeнился нa Мaргaритe Флaмaндскoй, зaмeтнo рaсширив свoи влaдeния зa счeт ee плoдoрoдныx зeмeль. Oн жe пoстрoил нa мeстe стaрoгo зaмкa нoвую рeзидeнцию, oт кoтoрoй сeгoдня сoxрaнилaсь только что «Бaшня Бaрa», нaзвaннaя тaк вeкoм пoзжe в чeсть ee сaмoгo знaмeнитoгo зaключeннoгo. (Блистaтeльный Рeнe Aнжуйский, гeрцoг Бaрский и Лoтaрингский, плeмянник Людoвикa XI, пoпaл сюдa пoслe пoрaжeния в битвe присутствие Бульнeвилe 1431 гoдa, гдe eгo рaзбил грaф Aнтуaн дe Вoдeмoн, вaссaл гeрцoгa бургундскoгo.)

Не что иное при Валуа бургундский дворишко стал по-настоящему роскошным. Близ них же — что значительно для современной дижонской устои! — оформилась местная оригинальная поварня. Хотя основным центром виноделия сейчас тогда считались окрестности другого бургундского городка — Чек, местное вино обязательно присутствовало возьми герцогском столе. Уже потом стала пользоваться успехом и знаменитая числом сей день дижонская приправа. Ее подавали к мясным блюдам, а и непременно дарили послам иностранных держав и отъезжающим гостям — (языко лекарство она могла найти применение в дороге, где всегда наворачивать риск простудиться.

О том, что же представляло собой обычное пир на весь мир при дворе Валуа, позволено догадаться по сохранившимся кухонным помещениям XV века. Их размеры потрясают: девять арок поддерживают соединение, посреди которого находится жерло вентиляционной шахты. Девять огромных каминов-жаровен якобы не только о хлебосольстве герцога, так и об аппетите его гостей. В каждом камине разрешено было зажарить тушу кабана сиречь даже целого оленя! Ноне на этой кухне устраивают фотовыставки и проводит небо и земля мероприятия мэр Дижона. Нате фоне этих скромных фуршетов средневековые трапезы в волюм же здании представляются пирами Лукулла…

Другой достопримечательностью дворца остается печной зал — здесь герцог принимал послов и рассматривал жалобы подданных. Нонче в помещении, где некогда в тисках этикета бушевали страшный, — полная тишина, а возле огромного готического камина дремлет мужчинище средних лет — музейная томление сморила даже привычного к ней смотрителя.

В самом центре зала установлены саркофаги с фигурами двух герцогов Бургундии — Филиппа Смелого и Иоанна Бесстрашного — с супругами. Гробницы перенесли в Скансен еще в 1827 году с семейной усыпальницы в аббатстве Шанмоль (в ориентация своего правления герцоги могли кидать в Дижоне не так быстро много времени, но появлялись в свет и находили последний виталище они именно здесь). Саркофаги пусты — следы государей ныне перенесены в градский собор.

Так что, в конечном счете, пустая гробница — все, словно осталось во дворце ото сына Филиппа, Иоанна Бесстрашного (1371—1419). И сие даже символично: мечтая о захвате Парижа, симпатия проводил большую часть времени возьми поле брани и мало заботился о благоустройстве родного Дижона.

(насу)против, его наследник Филипп Добрый самарянин (1396—1467) посвятил себя заботе о столице Бургундии и обустройству собственного жилища. Подле нем дворец был кардинально перестроен — герцога уже приставки не- устраивали ни размеры, ни наружный вид дедушкиного дома. Того, зачем не удалось достичь Иоанну Бесстрашному военными методами, Филипий добился династическими браками и кропотливой работой надо собственным «имиджем»: при нем бургундский задворки затмил своим великолепием парижский, сверху десятки лет став законодателем всей европейской моды. О фолиант, что она собой представляла, позволяется судить по официальному портрету Филиппа, выставленному в томище же каминном зале. Сие копия с утерянного оригинала с мастерской Рогира ван дер Вейдена. Благоверный дворца облачен в черный бескровный камзол с золотой вышивкой. Получай голове мягкий бархатный беретик, на шее — цепь ордена Золотого руна.

Тактичность 1

То, что портрет принадлежит кисти фламандца, малограмотный случайно. Лучшие художники Нидерландов трудились быть бургундском дворе. Так, в 1425 году Любящий коней Добрый пригласил ко двору Янка ван Эйка, предложив ему баснословное руга — 100 ливров в год. А от десять лет повысил его вплоть до 360 ливров. Придворные финансисты пробовали противоборствовать — но Филипп остался неумолим. Сегодняшнее плоды расточительного меценатства герцогов только и остается видеть в Музее изящных искусств, равным образом расположенном в дворцовом комплексе.

…316 каменных ступеней в форме спирали лестницы позади: гремит ригель, обитая железом дверь распахивается, и да мы с тобой выходим на верхнюю площадку Башни Филиппа Доброго. Дижонский «исполин» стоит на месте побольше ранней дозорной башни. Же в отличие от своей предшественницы серьезного военного назначения дьявол не имел. Хотя в башне размещался чуть заметный гарнизон дозорных, задумана и построена симпатия была только ради одной цели: во всех отношениях своим видом олицетворять всесильность Бургундии.

Если спуститься майна. Ant. вверх, на первый этаж, так попадаешь в оружейный зал. Двуручные мечи, итальянские и французские клинки, шотландские палаши — мнемозина о боях бургундских рыцарей с гвардейцами короля Людовика XI — и охотничьи кинжалы с клеймами дижонских оружейников. А в свою очередь — ордена…

Тонкость 2

11 января 1430 лета, в день бракосочетания со своей третьей женой, инфантой Изабеллой Португальской, Филюша Смелый учредил новый самоотверженный орден — Золотого руна, в безгрешность Пресвятой Девы Марии и апостола Андрея Первозванного, покровителя Бургундии. В него вступили особо близкие и преданные ему рыцари. Они должны были предполагать раз в году — в день св. Андрея, 30 ноября. В уставе было зафиксировано, что герцог учреждает меджидие «из-за особой любви и расположения к рыцарству, которому дьявол страстно желает приумножать почтительность и процветание, дабы рыцарство охраняло, защищало и поддерживало истинную католическую веру, санта-кроче, спокойствие и благосостояние государства…»

Крестовый кампания против турок, о котором мечтал дворянин, не состоялся — однако георгий продолжает существовать в Европе объединение сей день (в современном значении подтекстовка уже просто как премия: испанская государственная и общественная, которой награждают представители на родине австрийских Габсбургов). У нынешних дижонцев но его имя ассоциируется преимущественно с огромным торговым центром «Золотое косяк», давшем название самому современному городскому району, средоточию гипермаркетов и технопарков.

Кортик — память и о последнем герцоге Бургундии — Карле Смелом (1433—1477). В медаль от Филиппа он был верней солдатом, чем дипломатом, и сильнее практиком, чем романтиком. Опять-таки, в чем-то он оставался верным отцовскому стилю жизни: натурально говорил на пяти языках, все хоккей танцевал и играл в шахматы, любил поэзию и пленэр. Так, во время подготовки празднований по части случаю женитьбы герцога в Маргарите Йоркской в 1468 году ко двору пригласили 300 (!) художников.

И до сего времени же главной своей задачей самолюбивый правитель считал заботу об армии: вербование в пехоту наемников, одинаковое роял всем воинам, вне зависимости с статуса и происхождения, создание мощной артиллерии. И вона парадокс — именно в пору наивысшего могущества бургундской армии… возлюбленная была разбита французами. К 70-м годам XV века противоречия посередке Парижем и Дижоном накалились до самого предела. Объединившись с Габсбургами, Людовик XI начал войну, в ходе которой, потерпев рядок крупных поражений из-из-за собственных стратегических ошибок, Карлуня погиб в битве под Нанси в 1477-м. Его захоронили в Северная венеция.

Это был удар, с которого Бургундия не оправилась. Возлюбленная съежилась, как шагреневая шеврет, потом одна часть ее территории перешла закачаешься владения французского короля, другая — к Габсбургам. Таков светопреставление краткой столичной истории Дижона и инициатива его долгой провинциальной жизни. Опять-таки, высокая планка, установленная в свое век герцогами Валуа, продолжала показывать влияние на умы и производить облик города.


Короли и мэры

Описанная нами мегацикл герцогов скрыта в недрах дворцового музея Дижона. Внешние а его стены были перестроены бери «парижский лад» в XVII веке присутствие Людовике XIV — причем архитектором выступил Жюль Ардуэн-Мансар, компилятор Версаля. Королевский указ короля через 1 июня 1680 года гласил: «Для того чтоб сделать город и резиденцию Его Величества, величественную и великолепную, пока еще прекраснее — необходимо соорудить вперед ней площадь, дабы облегчить и раскрасить въезд во дворец». Суще опытным «дипломатом», Ардуэн-Мансар решил невыгодный сносить разностильные готические и ренессансные постройки, напоминающие горожанам о былом величии герцогства, а элементарно упрятать их за классицистический форма.

Тонкость 3

История доказала, в чем дело? проявленная архитектором чуткость была насквозь оправданна. Уже сразу по прошествии аннексии Бургундии Людовик ХI построил в Дижоне кремль якобы для защиты горожан ото внешних врагов, но, поторапливайся, для того, чтобы надсматривать за ними. По понятным причинам сия постройка, возведенная к тому но за их счет, маловыгодный пользовалась большой любовью у дижонцев. Притом настолько, что, когда еще в XIX веке при расширении города предохранитель было решено снести единодушно со средневековыми стенами, внутри народа это вызвало безграмотный меньшее ликование, чем веком спервоначала у парижан — разрушение Бастилии (которую, как раз сказать, спроектировал в XIV веке дижонский градостроитель Юг Обрио).

Ансамбль главной площади должна была инкорпорировать конная статуя монарха. Ей попасть в обойму меньше, чем дворцу. Дольмен Людовику XIV был отлит в Париже в 1690 году, после три года его отправили к месту назначения — вперед по реке, а затем предполагалось снабдить его по суше, но в деревушке Ла Брос, идеже его выгрузили, не нашлось немало больших и прочных телег. Там телеги нашлись, но возникли проблемы с финансами — в результате обгорелый король прибыл в Дижон и украсил из себя площадь лишь через тридцатка лет, уже после смерти своего «прототипа». Несомненно и то ненадолго: в конце века обелиск перелили на пушки интересах республиканской армии. Кстати, та а судьба постигла большинство дижонских церковных колоколов. В такой степени в Великую Французскую революцию городище лишился своего «малинового звона», которым когда-то славился по всей округе…

Неплотность 4

Тогда же Королевская джариб стала площадью Оружия (1792). С тех пор хана основные исторические события неотвратимо отражались на ее названии: в 1804 году возлюбленная превратилась в Имперскую, при Реставрации по-новому стала Королевской, а в 1831 году, истечении (года) очередного переворота, — снова Оружия. В 1941-м ее окрестили площадью маршала Петена, а в сентябре 1944-го возлюбленная получила нынешнее название: Освобождения.

Перфект постройки дворца совпало с очередным расцветом города: в XVII—XVIII веках тогда творили известный прозаик-нравоучитель Боссюэ, трагический поэт Кребийон и музыкант Рамо. В Дижоне работали и лучшие из лучших архитекторы Франции — больше половины построек старого города относится так-таки к той эпохе. Влияние Фландрии уступает поприще итальянскому, причудливая готика — строгому классицизму.

Обаче, почти в неизменном виде с XV века сохранилось немножечко домов на прилегающей к дворцу улице Форж. Пример, особняк Шамбеллан, где проживал городничий Дижона Анри Шамбеллан, был построен в стиле пламенеющей готики в 1490 году, задолго после падения герцогства. Сообразно плоским ступеням можно увеличиться на балкон, украшенный тонкой резьбой по части дереву. Сюда стоит заскочить и не только потому, почему это прекрасный образец готики для самом ее закате. Закачаешься дворе дома к разным углам прилепилось малую толику фигурок: одна известна (то) есть «Маленький садовник» и держит возьми голове корзину, из которой спускается связка растений, переходящих в архитектурные мотивы свода. В другом углу каменные фигурки, как стертый медный пятак на Адама и Еву, растягивают отрез текстиль и так пытаются прикрыть свою наготу. Посему они там оказались, историки пояснить не могут. Возможно, отец города покровительствовал цеху суконщиков? А может, по своему произволу «немножко шил»?

Вообще истечении (года) герцогской эпохи самыми знаменитыми и обсуждаемыми персонажами стали на этом месте, естественно, мэры. Первое площадь в этом списке занимает возбужденно почитаемый горожанами Феликс Кир, начавший свою карьеру священником. В таком случае, что слова проповеди далеко не расходятся с его собственными жизненными принципами, дижонцы поняли паки (и паки) во время фашистской оккупации, подчас Кир смело выступил бери стороне Сопротивления. После в чем дело? в 1945 году в возрасте 69 планирование этот бывший каноник и стал мэром. И 22 годы оставался по воле горожан держи этом посту. Дижонцы любят расславить о том, как в самый зенит холодной войны Кир решил «породнить» Дижон с Волгоградом — и даже если пригласил делегацию из новоиспеченного города-побратима для местный фестиваль вина. А и о том, что он изобрел прославленный во всей стране аперитив «Кир» — месиво местного черносмородинного ликера «Касис» и сухого алиготе. Получи самом деле, священник всего-навсе вернул моду на пепси-кола, известный в Дижоне еще в начале ХХ века подо игривым названием «девственница», а этого теперь уже ни один человек не помнит.

На кулинарном сфера прославился еще один отец города города — адвокат Гастон Жерар. В историю симпатия вошел не столько тем, аюшки? в 1920-х годах учредил в Дижоне ежегодную Гастрономическую ярмарку (беда скоро из региональной симпатия стала межрегиональной, а затем международной) и стал а там первым министром туризма Франции, в какой мере своим рецептом «курицы по части–дижонски» — «Цыпленком Гастон Жерар». После этого также можно сделать деталь: как утверждают местные краеведы, рецептик изобрел не мэр, а его благоверная. Но это тоже еще мало кого интересует.

Известный городской управляющий — социалист. Потому-то все музеи в Дижоне бесплатные, а полно парковки — платные. С его а легкой руки в городе появились ночные «челноки» ради молодежи. Небольшие автобусы после глубокой ночи курсируют до наиболее популярным у студентов маршрутам: с вокзала, кафе и дискотек — раньше родных «общаг». Разумеется, денег со студентов по (по грибы) проезд не берут.

Символы и талисманы

По революции мэров выбирали в церкви Св. Филибера. Безотложно этот древний храм приближенно всегда закрыт из-вслед за аварийного состояния. Городские начальство даже не знают, что подступиться к реставрации… российский колебание «новодела» под видом спасения памятника в Дижоне маловыгодный пройдет. Дело усложняет до этого времени то, что, как и в любом французском городке, в основе любого решения ввек лежит «дискуссия», то пожирать общение избранной власти с оченно активными гражданскими организациями…

Главной церковью Дижона бесстрастно остается построенный в XI веке кафедральный софия Святого Бенина, покровителя города. Не больше и не меньше сюда были перенесены впоследств разрушения семейной усыпальницы в аббатстве Шанмоль остатки герцогов Бургундских.

Однако горожане исстари отдавали предпочтение готическому собору Нотр-Дам, расположенному близ городского рынка и приставки не- имеющему никакого отношения к который бы то ни было руководство. Его строительство началось держи месте одноименной часовни опять в 1220 году. Спустя тридцатник лет собор уже стоял. Изначально, ни дать ни взять это заведено в готике, его только) слава украшали химеры — пока одна с них не свалилась сверху голову прихожанина. Легенда гласит, чисто это произошло на свадьбе местного ростовщика. Молодой был убит на месте: яко свершился суд Божий по-над «кровопийцей». Во всяком случае, должникам покойного понятно хотелось в это верить. Допустимо, опасаясь столь же скорой Божьей расправы, накипь зажиточные горожане потребовали через властей убрать опасные скульптуры. И их ей-ей убрали, оставив только пару. Тетка многочисленные химеры, которых автор этих строк видим сегодня, — гораздо паче поздние. Их вернули в фасад в XIX веке по проекту архитектора Лагуля.

А вишь «подлинная» деревянная скульптура Богоматери, выставленная направо от алтаря, — одна с самых древних во всей Франции. Ее перенесли в свежий собор из старой часовни, стоявшей в его месте. Скульптуру вырезал неразгаданный мастер в XI веке. Тогда симпатия была лишь смуглая, же в XVI—XVII веках ее какими судьбами-то перекрасили в черный цветик. В ходе одной из недавних реставраций статуе вернули прецедент оттенок, однако кое-идеже в рассказах о ней по-прежнему встречается номинация «черная Богоматерь» наряду с общепринятым — Царица небесная Доброй Надежды. Считается, чего благодаря ее покровительству городец дважды был избавлен ото завоевателей. 11 сентября 1513 лета, после того как статую патетически пронесли по улицам, вдруг сняли осаду швейцарцы. В сентябре 1944 лета, после высадки в Нормандии войск англо-американцев, немцы решили деть Дижон в качестве одной с основных точек обороны. 10 сентября архиепископ совершил молебен, прося Богородицу отбомбить город, а 11 сентября — в оный самый день, когда спирт некогда был избавлен ото швейцарцев, — нацисты вдруг покинули Дижон, эдак что освободители смогли позаимствоваться его без боя и потерь.

…Во дата прогулки по собору ко ми подошел мужчина средних полет: я видел, как он, галерея на коленях, маленькой щеточкой чистил розовый ковер в алтаре. Месье Жан — далеко не священнослужитель, но в свободное наши дни помогает следить за чистотой и порядком в соборе. Узнав, что-то я русский журналист, он пускается в философское спекуляция о русской и французской революциях. Прислушиваться его крайне интересно: у нас в стране об этом чуть было не не говорят, хотя (в в самом деле можно урвать немало параллелей.

«И все а, после нашей революции и разрушения возникла новая основа с целью развития, а после вашей осталась только пустота», — делает итог, достойный настоящего француза, гувернер Жан. «Кстати, вы ранее слышали историю нашего аптекаря Бернара? Пропал? Тогда пойдемте, я покажу вы плоды революции!»

Мы выходим сверху паперть, и мой новый не привыкат указывает пальцем на арки надо входом: «Et voila!» Только ныне я замечаю, что все фигуры немного погодя разбиты. Оказывается, с февраля 1794 после июль 1796 года провизор по имени Бернар с улицы Шодронери приходил семо каждый день утром, на правах на работу (благо, в сии два года в церкви приставки не- шли службы), и методично разбивал средневековые скульптуры. Раз уж на то пошло новой власти его начинание казался верхом гражданской сознательности. «А в (настоящее владелец соседней аптеки просит невыгодный говорить, что Бернар был его сотоварищ — говорите, мол, что спирт был просто ремесленником. Пожалуй что, боится, что к нему перестанут прогуливаться за лекарствами», — заканчивает мсье Жан и добавляет после короткой паузы: «Только я все равно рассказываю, как бы было на самом деле». Коли на то пошл же, в разгул революционных страстей, Пречистая дева Доброй Надежды лишилась своего Младенца — в 1794 году в кирка ворвалась толпа революционно настроенных жителей, статуйка была опрокинута и изваяние маленького Иисуса исчезло с колен Мадонны.

Вопреки, со временем «обзавелась потомством» механическая вещичка Жакмар на часах соборной башни — а ещё одна «древность», которой гордятся дижонцы. Часишки в качестве трофейного подарка привез горожанам дворянин Филипп Смелый из Фландрии — опосля он помогал тестю обламывать рога непокорные города, в частности Куртре, идеже за восемьдесят лет накануне того французы потерпели жестокое провал. Благодарные дижонцы установили диковинку нате крыше собора Божьей Матери и о привыкли к новому железному горожанину. Чисто уже шесть веков дьявол покуривает свою трубочку и ровно взирает на народ. Со временем решено было скрасить одиночество Жакмара — получи крыше собора появилась сызнова одна механическая фигурка, Жаклин. (на)столь(ко) вынужденный эмигрант из Куртре обрел жену. В XVIII веке рой обзавелась и сыном — Жаклине, а в 1885 году к нему добавилась доня Жаклинет. Взрослые по очереди «отстукивают» молоточком репетир, дети помогают им каждые 15 и 30 минут.


Лиризм 5

Вся эта трогательная сказание получила продолжение уже в наше пора: в шестидесятые годы в Дижон с дружеским визитом заглянул городничий бельгийского Куртре и попросил здешнего мэра (им ровно раз был Кир) об одолжении: отдать обратно часы на родину. Кир улыбнулся и ответил: «Благо бы Жакмар был холостяком… хотя мы не можем разлучать французскую взяв семь раз!»

Наконец, в последние годы любимым городским символом сделалась каменная птица, которая несколько столетий обратно «поселилась» на стене собора Нотр-Дам. Сообразно одной из легенд, средневековый мастерище увековечил после смерти свою любимицу, с которой после дождичка в четверг не расставался. Так сие было или нет, да современные дижонцы верят: касательство к сове левой рукой принесет удачу. Пизда экзаменом студенты обязательно заскакивают получи узкую улочку, чтобы коснуться до мудрой птицы. Конечно, молодожены тоже заходят семо «на счастье» после церемонии бракосочетания в мэрии иль в церкви. Стоит задержаться сверху несколько минут на улице Совы — и враз увидишь: никто не пройдет мимо, никак не прикоснувшись к каменному талисману.

Вслед за интересом к ней прохожих, подходящий, круглосуточно следит полиция. А до сей поры потому, что в ночь с 5 в 6 января 2001 года у совы отбили ни бок. Дижонцы были взволнованы и обижены — кто такой-то посмел тронуть их фетиш! Сову бережно отреставрировали и установили круглосуточную камеру слежения… (до что, притрагиваясь к сове, улыбайтесь — вас в кадре! И не волнуйтесь — стражи эдак охраняют и вас.

Знаки качества

Отселе можно отправиться дальше в области «совиной тропе»: у каменного изваяния нате соборе Богоматери по воле городского турбюро появилось отбою) «совят» — металлические таблички-указатели в асфальте обозначают основной туристический поезд по городу.

Скажем, получай той же улочке находится здание купца Гийома Мильера, свежепостроенный еще в 1483 году. Получи первом этаже была торговая точка — каменный прилавок дожил до самого наших дней, а вот глухие глаза все-таки заменили для витринные стекла. На втором жил гость со своими домочадцами. Вывеска украшен сколоченными крест-в-крест досками — здесь допускается усмотреть не просто строевой крепеж, но и символ Бургундии, Андреевский тяготы.

Тонкость 6

Дом месье Мильера пока что знает вся Франция — бери его фоне разворачивается пакет событий в фильме «Сирано -де Бержерак», где носатого поэта сыграл Жерар Депардье.

А на волос) недавно прямо напротив «На родине Сирано» отреставрировали еще одно средневековое гумно. В нем разместился самый комфортабельный пряничный магазин в городе. Владеет им, возьми правах долгосрочной аренды, приветливая дижонская семейство — Марк и Аннет Планшар. Сласти делают здесь же, в подвале, — годится. Ant. нельзя спуститься и посмотреть. А заодно и подчиниться рассказ об истории дижонских пряников. Поесть ими. Или выпить аперитива — также с пряниками. Правда, русскому человеку дижонская хлебобулочные изделия может показаться с непривычки пресноватой. Как будто неудивительно: горожане не не более чем лакомятся ею на дессерт — в сухарях из пряников обваливают эскалопы, а с них самих делают «диван» с сыром рокфор, фуа-гра, овощной икрой и аж мажут их… горчицей!

В кои веки уж зашла речь о гастрономии — фиговый визит в Дижон не может влететь) в копеечку без посещения местных рынков. Их в избытке, а в революционный период, кстати, было паки (и паки) больше — именно в рынки и продуктовые складское хозяйство охотнее всего превращали религиозные постройки: в церкви Сент-Этьенн устроили зерновой основные черты, в Сен-Жане — сырный, в Сен-Филибере — солевой и развернули торговлю вином. (ну) конечно и главный городской крытый толкучий «Ле Аль», сооруженный в 1870-х годах числом образцу парижского, также раскинулся держи месте церкви. Как и в столичном прообразе, на этом месте огнеустойчивые металлические арочные конструкции совмещают прагматичность и изящество. Качество продуктов в свою очередь на высочайшем уровне — полезно, до сельской местности рукой бир, а сам Дижон с недавних пор славится ровно центр агрикультурных разработок и технологий: Народный институт агрономических исследований тут. Ant. там был открыт сразу а там войны.

«Совиная тропа» есть такое дело через весь старый Дижон — сие почти сто гектаров и поблизости 3000 зданий, охраняемых вроде «исторические памятники». Новодел «перед старину» среди них — да что вы что необычные вывески, с 1984 лета правительство Дижона вовсю поощряло их установку возьми старых зданиях.

Среди нескольких тысяч памятников архитектуры встречаются безграмотный только готика, ренессанс река классицизм, но и ХХ без конца. Гостиница, где мы поселились, — идеал здание в стиле ар-деко. Только) название остался нетронутым, хотя в утробе дома теперь не жилые квартиры, как бы раньше, а муравейник стандартных гостиничных номеров (мои соседи — велосипедисты изо Англии и французские чиновники средней рычаги в командировке…). Напротив — торжественное театр почтамта, построенное по проекту Луи Перро, и его но дом в стиле ар-нуво с крышами в виде китайских пагод, идеже сегодня проживают наиболее успешные «дижонские лавочники», т. е. называл местных буржуа в начале 1930-х Генри Миллер. В «Тропике Ковчег», который он начал после этого, описано первое впечатление главного героя через города. «Сойдя с поезда, я шелковичное) дерево же понял, что совершил роковую ошибку. В центре города было пропасть кафе, пустых и скучных, идеже сонные дижонские лавочники собирались наиграться в карты и послушать музыку. Лучшее, а можно сказать об сих кафе, — в них отличные печки и удобные стулья. Безработные проститутки за стакан пива неужто чашку кофе охотно подсаживались к вашему столику побалакать. Но музыка была чудовищная. В зимний представление в такой грязной дыре, точно Дижон, нет ничего похуже, чем звуки французского оркестрика. Особенно даже если это один из унылых женских ансамблей… тутти здесь было мрачно, нейтрально, серо, безрадостно и безнадежно».

Ноне дижонские кафе утратили до сего времени «миллеровское» своеобразие. В них налицо денег не состоит ни отвратительной музыки, ни местных девушек, готовых «сверху все» за стакан красного, ни скуки, порождающей неприхотливый порок. Кафе в Дижоне в эту пору такие же, как и в любом другом городе Франции: чистые и светлые. Смолить еще кое-где годится. Ant. нельзя, но уже не хоть где. За полчаса до закрытия пре не наливают — закон малограмотный позволяет. Теперь за «миллеровским» зараз приходится отправляться не в Дижон, а в развивающиеся страны…

Отнюдь не первый — и не последний

В миллеровском описании Дижона сквозит похоже столичный снобизм. Напротив, остальной парижанин, Гюго, оценил провинциальное очарование Дижона, назвав его «очаровательным городом, меланхоличным и приятным». Не диво, что тут есть программа его имени, тогда что о Миллере ничто не напоминает, да не сделаете что коллеж Карно, идеже он преподавал за койку и хавка. Впрочем, здесь можно расценить и простое проявление французского эгоцентризма.

«У меня была большое число времени и ни гроша в кармане. Плохо-три часа в день я кому (должно был вести уроки разговорного английского — гляди и все. А зачем этим беднягам аглицкий язык?» Действительно, зачем? И сегодняшние дижонцы раз отличаются от прочих жителей Франции точно по части интереса к иностранным языкам: прикатывать сюда лучше со знанием французского.

По-китайски представить, что когда-ведь город славился своим космополитизмом: около герцогах Валуа сюда, (то) есть мы помним, съезжались мастера со всей Европы. Не раздумывая единственным отголоском тогдашнего духа ми показалась витрина шляпного магазина в одной из боковых улочек в центре. Такого приставки не- встретишь даже в столице. Я продолжительное время рассматривал в ней… нет, безвыгодный товар — экспонаты: от мексиканских сомбреро и настоящих «панам», с франтоватых гангстерских «борсалино» впредь до баскских беретов и дамских шляпок, которые надевают ноне разве что британская свет (большой) на приемах да французские провинциалы «к воскресной мессе»…

Пока что среди дижонской толпы как снег на голову можно услышать славянскую голос.

Тонкость 7

В начале ХХ века правоведческий факультет Бургундского университета окончил Эдя Бенеш, впоследствии — президент Чехословакии. С его подачи всё ещё в 1920-х годах наладился замена между чешскими и словацкими вузами и тем самым коллежем Карно, идеже чуть позже преподавал Миллер. Позднее этого связь между Дижоном и Восточной Европой сколько-нибудь раз прерывалась, пока отнюдь не пережила новый подъем в 1990-х, идеже еще один коллеж «связался» с поляками. Безвыездно это привело к тому, аюшки? несколько лет назад престижная парижская Опыт политических наук открыла в Дижоне особенный филиал, специализирующийся на Центральной и Восточной Европе.

Дижонцы испокон (веков примирились с тем, что их остров не «первый» и даже далеко не «второй» в стране. Но до конца сдавать позиции они без- собирались и не собираются. В некоторых случаях в середине ХХ века должны были нанести (линию) прямую железнодорожную ветку (столица—Лион, жителям Дижона стоило немалых трудов вырвать того, чтобы она проходила и «при помощи них» — в то время вроде многие другие города малограмотный проявили тогда к железной дороге особого интереса… В 80-х годах прошлого столетия обстоятельства повторилась: на этот присест возникла идея скоростной очертания. И вновь местным жителям посчастливилось настоять на том, пусть поезда шли через их крепость. Теперь их заботит в таком случае, что самолеты летают с Дижона за границу в какие-нибудь полгода через Париж…

В погоне следовать «процветанием» местные власти неважный (=маловажный) хотят, однако, жертвовать ни привычным размеренным ритмом, ни уютом и удобствами маленького городка. В исторических центрах современных мегаполисов сады и садики то и дело исчезают, уступая место парковкам. В Дижоне сие исключено, и его паркам позавидуют многие столицы.

Унич здесь и городские скверы, несколько Сада Дарси, расположенного под от «модернового» района и нежели-то напоминающего городской склад в Курске или Таганроге… вы что вечером там мало-: неграмотный сидит, поставив ноги для скамейки, местная молодежь с бутылками пива — точно по французским законам все колесо фортуны закрываются ровно в восемь вечера, и приветливый охранник собственноручно выставит всех, кто такой не услышал его свистка. Само собой разумеется, в саду есть и ротонда в «курортном» стиле, и мостик… К нашим широтам «отсылает» и позиция белого медведя. Полярный чаровник — копия с работы знаменитого скульптора-анималиста Франсуа Помпона, проработавшего некоторое продолжительность в Дижоне.

Кроме того, городец славится своими ботаническими садами. Помните фигурку «садовника», украшающую усадьбу Шамбеллан? Симпатия давно стала одним с городских символов: местная садоводческая наследие уходит своими корнями в глубина веков.

Тонкость 8

Корпорация представителей этой профессии существует в этом месте с 1685 года. Сегодня симпатия не только отвечает после профессиональную солидарность, но и после устройство традиционных праздников, что-то сентябрьской цветочной процессии. В городе уплетать целые садоводческие династии, идеже ремесло передается от отца к сыну, изо поколения в поколение. Представитель такого рода вывел в XIX веке понятный сорт розы Слава Дижона. И паки (и паки) один факт: раз в три возраст садоводческая выставка «Флориссимо» привлекает пятнадцать посетителей, равное 150-тысячному населению города.

(досто)славный мэр Кир тоже приложил руку к ландшафтному дизайну Дижона и окрестностей. Его круги, вообще, успело привыкнуть и прийти на поклон с тем, что каноник числа и охотно строил — например, присутствие нем вырос больничный сомнение в Ле Бокаж и был обустроен ситетский кампус. Однако когда городничий-мечтатель заявил о том, ась? городу необходимо большое и красивое лиман, чиновники запротестовали. Ему доказывали, который летом оно неизбежно зацветет и бери нем появятся тучи комаров, неважный (=маловажный) говоря уже о том, как все это мэрии без- по карману. Киру хотя (бы) предложили взамен построить голубые дорожки, однако от «ножной ванны» — в такой мере градоначальник охарактеризовал альтернативный программа — он наотрез отказался. В 1960-х годах, вопреки на всеобщую враждебность, Кир как есть навязал горсовету сооружение пруда сверху реке Уш. Сегодня лагуна с его песочным пляжем и прилегающим парком — одно с любимых мест отдыха горожан, особенно в жаркую погоду.

…Теледоступ публики на башню Филиппа Доброго закрывается в пятью вечера. Разумеется, нас сие не устраивает: хочется сшибить город в «режиме», то глотать тогда, когда небо пока не окончательно потемнело, а уличные фонари сделано зажглись. Короткий миг счастья про всякого фотографа. О нашей просьбе докладывают мэру. Оный нас вполне понимает и дает личное позволение вновь преодолеть 316 ступеней, воеже взглянуть на вечерний Дижон. А тут выясняется, что ни один черт из сотрудников, «закрепленных по (по грибы) башней», с нами не полезет — сие уже сверхурочная работа. А помимо сопровождения на башню множиться нельзя. Нас выручает Стефани — отечественный куратор из дижонского секретер туризма. Ее тут однако знают и охотно разрешают сорганизовать нам компанию. Жакмар отбивает девять вечера. Дряпня, моросивший весь день, (как) будто по заказу, прекращается. Дижон демонстрирует нам всю красоту своего осеннего вечера…

Снято! Автор спускаемся вниз, и тут выясняется, фигли дверь XVIII века в настоящее время можно открыть только с внешней стороны. Я с тоской вспоминаю историю герцога Бара… а в свою очередь многочасовое сидение в московском лифте. Аюшки? делать? Стефани звонит мужу. Сожитель — в полицию. Полиция — нам. Выше несколько минут дверь распахивается. Цербер порядка в ладно сидящей держи нем синей форме с улыбкой сообщает нам: «Ваша милость свободны!»

В вечерней пустынности — особая шарм французской провинции. Как и наше) время, в Дижоне рано встают и загодя ложатся спать. Витрины магазинов либо решительно не освещены, либо светит одна, «дежурка», лампочка. Я возвращаюсь в гостиницу подина рассуждения Стефани о ее городе с несостоявшейся столичной судьбой и его жителях: «Настоящего парижанина покамест найти трудно. Это либо бретонцы, либо эльзасцы неужели эмигранты. А вот мы в полной мере ощущаем себя дижонцами». И по не зависящим обстоятельствам думаю о том, что до сей поры, что ни делается, — к лучшему: лишившись столичного статуса и в такой мере и не получив возможность вести миром, город герцогов Валуа сумел утаить свой стиль и найти золотую середину промеж (себя) дерзким стремлением к совершенству и мудрым наслаждением еще достигнутым.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.