4 января, 2022 
AdminGWP Дoминик, фрaнцузский кoллeгa с Paris Match, aгитирoвaл мeня зa брeтoнскиe блины изгoтoвлeния eгo мaтушки и ee кулинaрныe тaлaнты — и я ужe былa гoтoвa мaнкирoвaть питaниeм в oтeлe. — Твоя милость живeшь в oтeлe Plaza Athenee?! Твоя милость тaм ужинaeшь в рeстoрaнe Ducasse?! — У нeгo сдeлaлись шуршики пo швaм, и oн ужe смoтрeл нa мeня кaк нa инoплaнeтянку. — Тaк нeльзя, нeльзя. Mon Dieu, чтo блины! — стрeкoтaл oн. — Ducasse жe! Этo xoтя бы рaз в жизни нaдo.
В мoмeнт и мягкo oтмeнились блины. Ничeгo нe пoнялa, допустим и лaднo. Брeдeм пo вeснe, по части респектабельной авеню Монтень, которая приметно погрязла в сумасбродствах. Вот явственный анахронизм — Эйфелева башня, возлюбленная никак не сменит одежда новогодней елки и по-прежнему сигнализирует вторжение нового тысячелетия. По несусветно дорогим бутикам пионерскими колоннами носятся японцы в джинсах с вытянутыми коленками, скупая партиями капри Prada и сумки Louis Vuitton. Голуби верещат человеческими голосами, думается они не голуби, а капризные некормленые младенцы.
— Кризис миновал после ужина приходи к нам бери дижестив. Вот и скажешь, т. е. я был прав, — прощается Доминик подо волнистыми козырьками отеля в стиле ар нуво.
Умиротворенность — верное выражение для Plaza Athenee. Инда парижские голуби во внутреннем дворике прекращают дебоширить и пищат лишь едва-насилу-насилу. Золоченые кресла, зеркала в антикварных рамах, ковры и прочий роскошь в духе Людовика XIV — однако это не смущает и безграмотный давит. Не случается неофитский каталепсия при встрече на входной «вертушке» с Карлом Лагерфельдом с каким-так диким веером наперевес (в Галерее гобеленов, ась? прямо перед рестораном Ducasse, светские и модные персонажи каждый день собираются на файв-о-клоки). Марлен Дитрих мало-: неграмотный зря ходила каждое утро как (бочка кофе в Plaza Athenee (настоящее) время могла ходить, естественно). Может, следовательно она и поселилась в квартире без обиняков напротив? По крайней мере, привратник, который до сих пор работает в подъезде, идеже жила мадам Дитрих, уверяет: то-то и оно поэтому.
Впрочем, Марлен безграмотный дожила до Алена Дюкасса — музыкант открыл здесь ресторан только лишь в прошлом году. И почти единым) (духом получил три звезды Michelin — а сие высшая из существующих ресторанных регалий. Начинаю проникнуть (в смысл) Доминика и трепетать.
— А что но, к Дюкассу надо в вечернем? — спрашиваю швейцар-итальянца.
— Не принципиально, только если хочется, то шибко уместно. Когда вы опять-таки будете в гостях у живого бога haute cuisine!
Смотри так случай! Предупреждать считаться с чем. Mon Dieu! Хорошо, что я взяла маленькое черное пеньюар и туфли на каблуках. У Дюкасса безмолвие вселенская, будто пошитая с ренессансных сонетов и пения райских птиц. Согласие из гибких дамcких вращение, звонких и стройных, будто затянутых в воображаемые корсеты. Ножи и вилки, подобно ((тому) как) смычки, покачиваются в такт свечам возьми гигантской трехметровой классической люстре, одетой в на волоске мерцающий бежевый чехол с органзы в стиле хай-тек. Из-за другими столами почти невыгодный разговаривают. Музыки здесь маловыгодный бывает в принципе — ничто отнюдь не должно отвлекать от наслаждения едой. В этой тишине ловишь десятки нюансов вкуса в обычном и помимо затей, казалось бы, мясе может ли быть омаре. Зачем лишние звуки? Каждое амврозия от Дюкасса на сласть как маленькая соната. И соната кардинально понятная организму. Голубой всепомнящий на черных трюфелях и листьях мартирий. Свежий лангуст с осетровой икрой. Голуби с диван из артишоков. Пиренейская мямля с морепродуктами. Для худеющих и демократично озабоченных здоровым питанием людей сии названия звучат ужасающе, так даже после ромовой бабы а-ля Монте-Карло без- случается никакого ощущения тяжести в желудке. У меня гляди случилось ощущение, что природа запела ангельским сопрано.
Да ну? в ресторанах высокой кухни заботятся о диетчиках? По-идиотски же, люди пришли со вкусом и дорого поесть, а вовсе никак не в фитнесс-клуб. Однако пора Гаргантюа прошли для французской кухни. Вперед ее блюда и правда были коварными: паек фуа гра с маленьким плотным хлебцем с орехами и оливками — и однако, лишний сантиметр на талии. Без задержки любой гурман в курсе, зачем от средневекового основоположника французской кухни Гийома Тайвена закачаешься французской кухне остался всего только один принцип — не модифицировать вкус продуктов, а подчеркивать его. Всю питательность истребила бархатная революция в кулинарии, обращение которой был таков: адаптировать процесс готовки и отказаться ото многочасового приготовления мясных соусов, наболтать растительной пищи, уменьшить порции. В меру, Ален Дюкасс принял в движении nouvelle cuisine самое непосредственное чуткость — он уж двадцать планирование у плиты и в движении гастрономического авангарда. И дано помогает Алену в его вкусном деле — (как) будто-то он летел в самолете с Куршевеля, и самолет в тумане разбился о скалы. Всё-таки погибли — он один остался в живых.
— Удачливый он, — рассказываю поуже через час после гастрономических прозрений Доминику и его маме, потягивая пообещанный дижестив.
— Везучая ты, — говорит Доминик, — миряне за три месяца бронируют себя столик в Ducasse. Даже постоянные клиенты отеля по первости заказывают столик в ресторане, а дальше уже номер в отеле. А совсем не наоборот.
Акцент
«Изготовление пищи — это быстрое знание, ежедневный спектакль. В этом спектакле в (видах гениального режиссера репетиция — добродетель. А для того второго постановщика — унылая привычка. Мы с вами будем гениальными режиссерами. И иным часом детали отточены до добродетели, наступает момент, когда меняется самочки суть того блюда-спектакля, которое неотложно сочиняешь»
Опубликовано в рубрике