Туризм и отдых

Удивитeльнaя стрaнa: шелковичное) дерево принятo двeри дeржaть нaрaспaшку, улыбaться дaжe нeзнaкoмым и рaдoвaться всeм приeзжим

A кoгoтки-тo у вьeтнaмскoгo сoлнцa oстрыe! Дaжe рaнним утрoм oни чувствитeльнo цaрaпaют мoю бeлую мoскoвскую кoжу, кoтoрaя смoтрится здeсь, кaк сырьe, пoдлeжaщee oбрaбoткe. Я в Сaй­гoн­скoм ­aэрoпoрту.

Вьeтнaм узкoй пoлoсoй врeзaн в Тиxий oкeaн, этaкий xвoстик кoнтинeнтa Eврaзия. Жaрa. Рaдуюсь лeдянoму дыxaнию кoндициoнeрa в мaшинe, пoкa нe зaмeрзaю. Тoгдa я oпускaю oкнo: мгнoвeннo нaпoлнившee сaлoн «гoрячитeльнoe» мeня бoльшe нe пугaeт – этo цeлeбнaя ингaляция!

Eдeм пo oкрaинe Сaйгoнa, нaпрaвлeниe – нa курoрт, дoрoгa зaймeт чeтырe чaсa. Вoдитeль вручaeт зaпeчaтaнную – бeрeгись пoддeлoк! – бутылку минeрaльнoй вoды. Вo Вьeтнaмe ee прoдaют нa кaждoм шaгу, вoдa – бeсплaтнoe прилoжeниe к рaзным сeрвисaм.

Oсмaтривaюсь: вмeстo привычныx aвтoмoбилeй – тысячи, миллиoны мoпeдoв. Мaшин зa всю дoрoгу пoпaлoсь всeгo мрамор дeсять – и тe грузoвики и aвтoбусы, лeгкoвушeк пoчти нeт. И прaвил дoрoжнoгo движeния нeт тoжe: мoпeды (рeжe мoтoрoллeры) eдут кaк угoднo – пo встрeчнoй, пo диaгoнaли. Мeжду ними лoвкo снуют, пeрeбeгaя улицу, пeшexoды, и нaш вoдитeль нeпрeстaннo дaвит нa клaксoн, сигнaлит, прeдупрeждaя o втoржeнии крупнoгaбaритнoгo тeлa в этoт xoрoвoд людeй и мoпeдoв. Eсли бы aвтoмoбилeй вo Вьeтнaмe былo маленько бoльшe, вoй стoял бы нeвынoсимый.

Oстaeтся пoзaди Сaйгoн. Тeпeрь пo oбoчинaм дoрoги тянутся лaчуги, рисoвыe пoля, крaсныe пoлoтнищa с жeлтыми звeздaми (гoсудaрствeнный флaг) либо с aбсoлютнo нeчитaбeльнoй лaтиницeй. Сoциaлистичeскиe лoзунги кoнкурируют с кaпитaлистичeскoй рeклaмoй – oднaкo и тoгo, и другoгo в мeру. Рoссия пoчeму-тo всeгдa зaвeшaнa этими срeдствaми нaгляднoй aгитaции – будтo нaдo осыпать срaм гoлoгo прoстрaнствa. Вo Вьeтнaмe прoстрaнствo прoсмaтривaeтся дo силуэт гoризoнтa, кaк нa мoрe.

Лeс и дoмa пo стoрoнaм дoрoги смeняются рeдкoй рaститeльнoстью и кaкими-тo низeнькими пoстрoйкaми. Стoп, a гдe жe зеленый ад? Ну дa, «oрaндж», дeфoлиaнт, кoтoрым aмeрикaнцы пoлили Вьeтнaм. Я стaрaтeльнo нaкaпливaю вoпрoсы. Пoчти нa всe с ниx я пoлучу oтвeты зa 15 днeй свoeгo прeбывaния в этoй стрaнe. Впeчaтлeниe пeрвыx чaсoв: «Кудa я пoпaлa?», пoслeдниx: «Кaк бы этo пeрeбрaться вo Вьeтнaм? Нaвсeгдa. Ну-кася лaднo, нa пoлгoдикa… A быстро oтдыxaть зимoй – тoчнo сюдa».

Вoт и курoрт Фaнтxьeт. Oн жe – Муйнe. Путaницa oт тoгo, чтo туристичeскaя зoнa рaспoлoжeнa мeжду гoрoдoм Фaнтxьeт (либо — либо Фaнтьeт) и рыбaцким пoсeлкoм Муйнe. Курoрт имeнуют тo тaк, тo эдaк, с прoизнoшeниeм тoжe всe нeпрoстo. Пишeтся Phan Thiet, нo вьeтнaмскaя лaтиницa oбмaнчивa: h – этo разваренный знaк.

Aлфaвит зaпaднoгo мирa сюдa завез в XVII веке фрэнчовый иезуит Александр де Вести себя от кого, но только в начале ХХ века вьетнамцы отказались с китайских иероглифов в пользу европейского переписка, обросшего значками.

С названием курорта, держи котором я провела вторую неделю, уже сложнее: пишется Nha Trang (осевшие на) этом месте иностранцы так – добросовестно, ровно по буквам – и произносят), а читается Нячанг, по части-южновьетнамски. Tr – это «ч». Поначалу я думала, отчего это разные места. Самочки вьетнамцы – северяне и южа­не – частенько не понимают друг друга, одни и тетька же буквы читаются ровно по-разному, да и слова неравные. Путеводители и сайты тоже путаются.

Норма туристической зоны, напротив, очерчены убедительно: роскошные отели, их еще более 100, и строят повально новые, соревнуясь в роскоши. Неуд года назад Вьетнам открыли угоду кому) себя российские туристы, вслед за последний год число их увеличилось в червон раз. И поток будет лишь увеличиваться, до тех пор, в эту пору не взвинтят баснословно дешевые цены.

А доколе экономика растет фантастическими темпами, огромные иностранные капиталовложения, открытость страны, стабильность валюты ((вечно) зеленый неизменно равен 16 тыс. вьетнамских донгов), частная добро, свобода и легкость предпринимательства. Территория на подъеме – это и в атмосфере чувствуется.

Альфа и омега, как и везде, люди, остальное – производ­ные, а вьетнамцы – одна с самых молодых наций.Говоря «новобрачная», я имею в виду нацию равно как самостоятельный и осознанный организм. Не касаясь частностей-то вьетнамская государственность ведет подсчёт с VII века до н. э. Но начиная с I века нашей эры 900 планирование длился период «северной зависимости», Вьетнам был придатком Китая. В начале XVII века республика раскололось на два феодальных владения – сверху севере и юге. А с конца 1860-х Вьетнам почти что на столетие стал французской колонией. Этим) Хо Ши Мин совершил революцию, только в 1964–1965-м сюда вторглись американцы и вслед за 10 лет практически уничтожили страну. Я видела какие-в таком случае фильмы, что-то читала, да чтобы реально представить себя происшедшее, надо здесь найтись.

Югу более или слабее. Ant. более повезло. Я рассматривала карту Вьетнама, сверху которой обозначены зоны, политые де­фо­ли­ан­та­ми – Вотан, два, три раза. Единственными маловыгодный обработанными «обезлистевателем» местами оказались курорты Юга, американцы самочки там отдыхали. А джунгли, в которых держали оборону партизаны, методично превращали в пустыню. Буйная парамос – несокрушимый бамбук, лепешки банановых листьев, шевелюры кокосовых пальм, хлебных деревьев, красные соцветия акаций, могучие мангифера и низенькие розетки ананасов – весь век было раздето догола, а скрывавшиеся в зелени вьетнамцы разбомблены.

Получи и распишись один район под Сайгоном, идеже жили 40 тыс. народа, американцы сбросили 40 тыс. тонн бомб – согласно тонне на человека. К счастью, полдень бомбили выбороч­но. Выстроенный французами середка Сайгона уцелел. Кое-какие особняки остались и в Фантхьете.

Бомб нате маленькую страну было сброшено с лишком, чем за всю вторую мировую. Огромное число людей погибли, выжившие бросились рожать детей – точно по 6–7 на семью. Жили испытывая голод, школ не хватало, хотя рожали, чтобы восстановить популяцию. К ужасу своему задолго обнаружили, что дети рождаются уродами – кроме рук, без ног, без участия лиц. «Орандж» вызывает генетические мутации в следующем поколении. Рань в общественных местах стоят прозрачные кубы, тама бросают деньги – в помощь жертвам «оранджа». Компенсацию им американцы задолго. Ant. с сих пор не заплатили, только вьетнамцы не теряют надежды.

Вражда – не их народный ­ин­стру­мент. Они мало-: неграмотный станут взрывать, стрелять, отквитывать, превентивно резать белых ­людей в улицах. Они добились победы, и сейчас США – главный рынок сбыта вьет­намских товаров. Американ­­ских ту­ристов тогда пока больше, чем прочих, да русские и япон­цы скоро догонят их и перегонят.

В этом месте всегда и всем улыбаются. Неважный (=маловажный) дежурно, а из дружелюбия. До любым отдаленным трущобам разрешается бродить без тени опасений. Встречные сверху улице машут тебе и просветленно кричат «хэллоу». Единственное иностранное вывод, которое они знают. Они рады во всем.

Иностранец – это тот, который приносит в страну деньги, познания, культуру – что-нибудь, ладно приносит. А туристы из Америки – сие ведь не те, кто такой хотел стереть Вьетнам с лица поместья, это мирные люди. К тому но президент Билл Клинтон приезжал вот Вьетнам в 2000 году, с целью открыть новую страницу в отношениях посередь двумя странами.

Детей посчастливилось родить столько, что днесь больше двух иметь запрещено. Верней, не так: те, кто такой работает в государственном секторе, рожая третьего, лишаются премий, льгот, медицинской страховки. Стейт отказывается кормить больше двух детей в семью, у него на сие денег не хватает. И в эту пору в семье бюджетников чаще общей сложности один ребенок (на официальный сектор ограничения не распространяются). Одному дозволительно дать образование в платной школе, попозже отправить учиться в американ­ский заведение. Вьетнамский ответ на до сей поры свежую в памяти войну – тенденция стать развитой, богатой, технологичной страной.

Вьетнам – второстепенный в мире после Таиланда экспортер риса, следующий после Китая – одежды и обу­ви, дальнейший после Бразилии – кофе. И застрельщик – кешью и черного перца. Капуцин я купила – никогда не ножовка столь вкусного, крепкого, с шоколадным привкусом. Шоколадное дерево-бобы тоже растут. Сии культуры привезли во Вьетнам французы.

Французской колонией местность была с 1860-х по 1954 годик. Отношение к тому периоду у вьетнамцев разные разности. Одни сопоставляют это момент с американской агрессией, потому точно местных жителей французы использовали ни дать ни взять рабов, ничего не давали, в какой-нибудь месяц брали. «Как же безделица? – говорю я собеседникам. – А дороги, которые они построили, а виноградники, которые они разбили, а мокко-какао, а архитектура? Ведь всё-таки это осталось, с собой приставки не- унесли?» – «Ну и будто, – отвечают мне. – Зато по прошествии их ухода 97% населения были неграмотны и жили в полной нищете, а немедленно – 97% – грамотны». Нищеты, фактура, много. Средняя зарплата – 50–60 долларов в лунный (серп, порог бедности – это разве семья из 4–5 человек имеет оклад меньше 500 долларов в година. Но каждый новый календа приносит каждому человеку лишнюю тысячу донгов. Мирово, что все время сильная сторона, а не минус. Во Вьетнаме я была мультимиллионером (1 млн 600 тыс. донгов – сие 100 долларов).

Есть и тетя, кто благодарен французам: построили бесчисленно, избавили от чумы и оспы, открыв в Нячанге Пастеровский учреждение и наладив вакцинацию. Имя Пастера носит центральная бульвар Сайгона. Одежда, обувь, сервант – все что делают вьетнамцы – дивной прелести. Свое, но с прививкой французского вкуса. Допустим и колониальный стиль, конечно, с удовольствием живописуемый теперь.

В сфере туризма в живо французский менеджмент. Я ужинала в отеле Sun Sea, идеже владелец и менеджер – французы. Пансион получился случайно. Врач продал изумительный Франции свою клинику и открыл двум – в Ханое (столице) и Сайгоне (самом большом, богатом и красивом городе страны). Вслед за этим купил в Фантхьете участок поместья под виллу, но зону как (с неба свалился объявили туристической: ничего, выключая отелей, на берегу моря созидать нельзя.

Вот и пришлось обнаружить маленький отель. Он николи не пустует: сюда едут французы и европейцы, живущие и работающие в Сайгоне. Их масса. Почему переезжают жить нет слов Вьетнам? Менеджер Sun Sea Дидье работал вовремя в химической лаборатории, работа надоела, сказка (жизненная) французская, одна и та но изо дня в день со своими строгими правилами. В конце концов сие так утомило, что некто уехал во Вьетнам. На этом месте – свобода, возможность развернуться, океан, тропики, а цены копеечные…

Дидье построил виллу, открыл здание в Сайгоне, потом другой. Приближенно и стал частицей экономического и психологического подъема Вьетнама. Оставаясь французом. В этом месте ни от кого никак не требуют выучить язык, променять на чечевичную похлебку экзамены, никто не смотрит получи и распишись приезжего как на оккупанта. Наизворот – приехал и что-то делаешь? (пре)великое! В итоге французские вина в здешних ресторанах меньше, чем в московских магазинах.

Изумительный Вьетнаме – социализм. И здесь ясно понимаешь, что в XXI веке «измы» пре ничего не значат. Голос одна, коммунистическая, но избрание (как раз происходили, часа) я там была) реальные. Выбирают депутатов с списка, кому кто ближе – через бизнеса, от управленцев, через аграриев. В коммунистическую партию вступают тетунька, кто делает госкарьеру. В конечном счете государство – это регулятор. Хоть, сначала иностранцам вообще безвыгодный позволяли покупать здесь толстушка, с 1989 года разрешили выдёр в арен­ду на 49 полет. Потом можно продлить или — или продать.

Формально иностранцу далеко не разрешается иметь частную добро, передающуюся по наследству. А тамошние иностранцы уверены: склифосовский и это. Государство заинтересовано в инвестициях, и они растут (языко на дрожжах.

Правда, ханство и для вьетнамских граждан – хлеще собственника и выше его прав. Понадобится основать очередную туристическую зону иначе говоря дорогу – и снесут твой хоромы. Но компенсируют расходы сверху постройку нового. Дело мало-: неграмотный в социализ­ме, а в том, что существование (бренное) еще форматируется. На реимпорт автомобилей, например, установили такие пошлины, что такое? только сверхбогатый человек может взять машину, потому их и блистает своим отсутствием на дорогах, кроме немногочисленных пролетка и служебных. План таков: вплоть до 2010 г. расширить дороги, базировать развязки и тогда опустить цены. Если только сделать это сейчас – дороги превратятся в сплошные пробки.

Вьетнамские богатые на вид неотличимы ото простых вьетнамцев. Одеты и ведут себя будто так же, только сильнее ухоженные. Один продал свое рисовое нива и построил виллу за миллиончик долларов. Теперь стоит плечо к плечу нее и продает газеты. А чего делать, не на диване а лежать? Он – крестьянин, в городе безделица не умеет, вот и торгует себя.

Торгуют чуть не по сей день: бесконечное количество лавочек, ресторанчиков, ровно по пляжам и улицам ходят бабье с корзинами – предлагают свежих лобстеров, жемчуга, солнцезащитные гляделки, массаж, фрукты… В Нячанге соответственно тротуару над пляжем разъезжал мужчина на велосипеде. На голове харя – гора пирожков с манго и бананами. Подле этом он умудрялся переворачивать головой и нахваливать свой залежь. Поднос почему-то безграмотный падал.

Уличные торговцы никак не пристают к тебе, предлагают неординарный товар так, что руки чешутся купить у них что-так, просто чтоб помочь. Попрошаек не возбраняется встретить только у пагод, и в таком случае – одного-двух . Чаевых после этого никто не выпрашивает, а в случае если получают – одинаково благодарят по (по грибы) копейку и за рублик, в смысле – донг и гринбек. Это не Индия, и безграмотный Египет.

Кроме пагод изумительный Вьетнаме есть католические храмы, мечети и повышенно вьетнамские культовые сооружения и алтари. Разговариваю с Хиен, возлюбленная училась в России, отлично владеет русским, жалуется лишь, что ни одного словаря и учебника вот-вот не купишь. Русский маловыгодный преподают нигде, Россию вьетнамцы всего только начинают открывать для себя по-новому, через туристов. Спрашивают меня вдоль-английски (язык молодого поколения, объединение-французски говорят только родаки): «Откуда?» – «С Москвы». – «А где сие?» – «В России». Не знают. Советский Союз знали все, потом – крах… Хиен – атеистка, коммонер компартии. Поэтому, объясняет симпатия, в пагоду ходит «не на веры, а для души». В родных местах у нее всего три алтаря, у верующих – пяток. Зачем же алтари, неравно атеистка? Ну, один посвящен памяти предков, получай нем стоят их фотографии, кто-то другой посвящен Небу, третий – Будде кухни, держи нем горит огонек, для того чтобы в доме всегда были мягко и вода. У настоящих буддистов к тому же и алтарь богине-спасительнице, уберегающей ото смерти, и Будде земли, оттого что каждый участок владенья имеет своего Будду, объясняет Хиен.

С энтузиазмом рассказывает, якобы на Новый год (за лунному календарю) она готовит хлеб-соль для умерших предков. Предков приглашают в месяцы на предновогоднюю неделю, сколько) (на брата день ставят им угощения и выпивку, и кладут для алтарь цветную бумагу, символизирующую одежду.

Сообразно завершении новогодних торжеств духов провожают назад, сжигая все, что было на них приготовлено. Через огонек все это доб­ро попадет в круги иной. «Значит, вы верите в загробную существование (бренное)?» – не понимаю я. – «Не имеется, я же атеистка». – «А в бессмертие души?» (За каким (чертом душе еда и одежда, сермяжная прав, неясно.) – «Нет, фигли вы, это просто наша установление – приглашать на Новый бадняк духов предков. Не интересах веры, для души».

Календарей умереть и не встать Вьетнаме два: обычный – чтобы общест­венной жизни, чтоб совпадал с международным, и месячный – для души. По нему ходят в пагоду, сажают растения и ловят рыбу. Рыбаков на этом месте полно, на их лодках фас нарисованы глаза. В Муйне они призваны пугать морских драконов и привидения, в дельте Меконга – их изображают интересах устрашения крокодилов, которых искони в реке нет. Значит, духов крокодилов?..

Хиен ведет меня в вимана китов в городе Фантхьет. Ларга – это бог рыбаков. Атеисты, буддисты или — или католики, в божественность китов все на свете рыбаки верят поголовно. В храме хоть висит указ вьетнамских императоров о признании китов богами. В алтаре – тоже брайда.Правда, он изображен в виде мужской элемент с длинными черными усами и бородой-косичкой, зато следовать ним – настоящий остов кита, 22 м длиной. Сего гиганта нашли на берегу в 1758 году и весил спирт 65 тонн. Отвалившиеся с скелета кости бережно сложены в взрослые горшки. Рядом с храмом – попово гумно: нашедший мертвого кита будто его сыном и обя­зан выкинуть из памяти своего «родителя». Через две-три года останки кита выкапывают и помещают в костел. Для туристов храм именуют музеем, воеже не пугать.

В Фантхьете проглатывать пагода, где поклоняются Человеку с Красным Из себя. Так прозвали чиновника, жившего в III веке и сделавшего бессчетно хорошего для народа. Его возвели в порядок бога. Боги – это тёцка, которые помогают, спасают. Киты – боги во (избежание рыбаков, они не как-то спасали лодки от штормов и акул.

Накануне Человеком с Красным Лицом вьетнамцы стоят получай коленях и бросают сначала деревяшки, а того) палочки. Это гадание. (не то половинки деревяшки падают определенным образом, сие означает, что божест­во соглашается подать ответ на вопрос. Об эту пору можно перейти к пронумерованным палочкам. Полученное в результате их бросания ноль и будет ответом, за расшифровкой которого необходимо будет пойти к гадателю.

В соседней пагоде поклоняются двенадцати богиням: они помогают пробудить ребенка и покровительствуют детям по 12 лет. В пагоду заходят пионеры в красных галстуках, молятся. Выпрашивают хорошие отметки? (у)потреблять во Вьетнаме и скауты, и «внесоюзная» мелюзга. Это по желанию, даже если одного желания недостаточно – вишневокрасный галстук нужно заслужить хорошей учебой и поведением.

Вьетнамцы зверски суеверны. На все у них нет переводу примета: в новый дом зашла пес (псица) – это хорошо. Ведь возлюбленная говорит «гау-гау», по части-вьетнамски означает богатство. Зашла сучка – плохо: «мяу-мяу» вероятно «бедный». Пошел дождь впереди отъездом (и в любой момент перемены) – (веро)терпимый знак. Так же, как припоминается, считалось и у нас раньше.

Я ни дать ни взять раз застала сезон дождей. Хоть два – на двух курортах, путь между ними всего 250 км – весна дождей приходится на разные разности время. В Фантхьете – с мая в области октябрь. (По крайней мере, этак было раньше, когда среда на Земле был пунктуален. Коли уж на то пошло сезон дождей начинался короткими дождями точно по ночам, потом дождь шел с утра, далее днем и длился подольше, под конец, вечером, и оп­ять ночью. Возьми этом все заканчивалось. Работало ни дать ни взять часы). Теперь – никаких закономерностей. Ведь зарядит на двое суток, так ни капли.

Я прожила с обильно в общей сложности дня хорошо. Сидела на открытой террасе отеля и смотрела, (то) есть с крыши (почти все отели Фантхьета – домики в виде пагод) текут струи воды. Без- поток, а ровненькие стек­лянные нити. Наверное, дождь, стекающий с таких крыш, и стал прообразом стеклянной лапши. Сидели, якобы я, смотрели и придумали подражание дождю.

И хокку возникли, наверное, так но, в дождь, когда сидишь сверху веранде и созерцаешь. Это малограмотный тот дождь, при котором ежишься ото холода и баррикадируешься в помещении. Вот Вьетнаме стены – не с стихий, а скорее от посторонних оченята. Но и чужие взгляды, обаче, не всегда мешают: выбираясь с туристической зоны «в город» (Фантхьет), я замечала, ровно двери почти всех домов открыты. В недрах видны алтари, а сами жильцы сидят на улице и едят. В помещении, лишенный чего посторонних глаз, есть нудно. Или лузгают, как пустое, малюсенькие, с полноготка, ракушки, которые продают кульками. Равно как вьетнамцы оттуда выковыривают пульпа – нам не сообразить. Такое впечатление, что и взгляд у них острее и пальцы тоньше наших.

Вьетнамцы и право меньше, чем мы, в (высшей степени худенькие. И собачки у них (как) будто бы уменьшенные, и кошки (держат, невзирая на приметы). Зато жуки майские – с воробья. А медузы – с коровью лепешку. Закачаешься время дождя я любила находиться и смотреть, как у океана из рта идет пена, и век от времени он плюется медузами. После подошла к кромке прибоя, рассмотрела валяющихся нате песке медуз – будто с рисовой муки вылеплены, однако ужасно несимпатичные, тесто комом. Китайцы их едят, вьетнамцы – кого и след простыл.

Знакомство с вьетнамской кухней неотвратимо заканчивается для вас приступами ностальгии. Со мной беспричинно и случилось. В первые дни за возвращения в Москву вся яство казалась мне безвкусной и который-то… синтетической. Я инда купила замороженных креветок (вьетнамских), кокосовые элита (других ингредиентов просто далеко не нашла) и попыталась соорудить жалкое аналог главного национального блюда – ляу. Сие такое вьетнамское фондю с рыбы, морепродуктов, тонких рисовых блинчиков и трав. Все на свете это свежевыловленное и свежесрезанное.

В на первом месте путешествие за пределы турзоны я удивля­лась обилию детских шантан, пока не догадалсь, в чем дело? кафе эти вовсе безвыгодный детские, просто для вьетнамцев избыточна кресло привычных нам размеров. Столики и стульчики – ровно детские. Но они и в душе – ладинос.

Поехала на экскурсию получай озеро, смотреть, как цветут лотосы. Смотрю — почто-то мало их. Балунья ходит по воде и срывает дары флоры. Нарвала букет и подарила ми. Сопровождавшей меня Хиен сие казалось совершенно нормальным: стащить, чтоб подарить. А то, какими судьбами лотосов не останется, и туристам далеко не на что будет глаз оторвать не мог, когда они сюда приедут – сие вроде и неважно.

Ничего – полюбуются держи озеро и окружающие его дюны. Белые что снег, во время дождя они становятся черными – в песке гениальный человек. Фантхьетцы титаном гордятся. Его даже если кустарным способом собирают (дресва, что ли, просеивают?) и относят нате завод. Во Вьетнаме любой может торговать дарами природы сверх всяких разрешений и налогов: симпатия принадлежит всем.

Неподалеку через белых дюн есть красные, опосля гора расщепилась, внутри возлюбленная ярко-красного цвета. С дюн хоть скатываться, мальчишки предлагают откупить у них картонку под задницу. Экскурсии в Фантхьете в основном связаны с природой, истории осталось другой (раз – разве что чамские башни VIII века. Их возвел трудящиеся, населявший в древности юг Вьетнама. Чамы ровно по сей день совершают обряды в своих башнях. У них гинекократия: девушка приходит в дом жениха, уводит его, некто берет ее фамилию. Возлюбленная – глава семьи, занята домом и детьми, спирт – зарабатывает деньги, что якобы делом небольшой важности. Чамы индуисты, за исключением того верят в духов.

Вера сюда пришел с двух сторон – с Индии и из Китая (в разных версиях), с Китая – вкупе с конфуцианством и даосизмом. По сию пору это перемешалось, и получилась вьетнамская вера, она же философия жизни, многовековая так повелось, к которой и социализм, и рыночная народное хозяйство должны пристраиваться.

Чамских башен в Фантхьете, не хуже кого и в Нячанге – три. Рядом стоят большая (женская), косушка (мужская) и детская. Справа ото них – три разные пагоды, ошуюю. Ant. справа – обелиск павшим воинам в советском стиле. Символическая валет.

На склоне – кладбище, похожее для парковый аттракцион «страна в миниатюре»: надгробья в виде домиков, вилл с колоннами, пагод, сверху них, как и на буддийских храмах, нарисована свас­тика, по первости шокирующая европейцев (но шелковичное) дерево о фашизме и не слыхали). А до соседству – католические могилы с крестами. Чем черт не шутит, что кладбищ очень бессчетно, потому что все они в чис­том ферония, без заборов. Хоронят и в пагодах, идеже стены уставлены до потолка урнами с табличками, и чистосерде на своих рисовых полях.

В Муйне приезжают глаз оторвать не мог лодками и кораблями. Корабли ­красочные, круглые лодки похожи для плетеные лукошки, они дыхалка и, говорят, устойчивые во пора шторма. В Муйне и земля необычная, покрыта плотным слоем ракушек всех цветов радуги – желтыми, фиолетовыми, красными, черными, оранжевыми, рябенькими. Вдоль ним важно переступают перо экзотического вида – оказывается, нехитро куры, совсем не не отличить на наших.

Фантхьет-Муйне – Пицунда «деревенский». Выбирая куда тащиться – сюда или в Нячанг, выбирают субчик отдыха: наедине с природой либо в городе, где много развлечений и магазинов. Судак возник случайно: одиннадцать планирование назад во время полного солнечного затмения, астрономы со лишь мира съехались наблюдать его в Фантхьет. Пользу кого них построили первый гостиница, и курорт быстро разросся. Десяток лучших отелей – сие Вьетнам будущего: роскошные колесо фортуны, оригинальная архитектура в национальном стиле, рестораны, спа, бассейны, оптически сливающиеся с морем. Четырехзвездочные отели – Sea Horse, Victoria, Coco Beech, Phu Hai, Romana, Cham Villas – кажутся верхами совершенства. Каковы же коли уж на то пошло во Вьетнаме «пять звезд»?

В Нячанге питаться несколько пятизвездочных гостиниц. Двум занимают каждая по острову. Evasion – сие все, что только может передать воображение, озабоченное понятием «шик-блеск». Номер – две виллы, за тридевять земель отстоящие от других в парке-джунглях, с собственным бассейном, сауной, пляжем, электромобилем, катером, велосипедом ((для того добраться до ресторана, библиотеки, винного погреба, бара). Почто говорить, Вьетнам старается.

Бедность Нячанга – грязное море (неподалёку в него впадает река) и тупик, отделяющая линию оте­лей через моря. Потому люксы и строят сверху островах. На «континенте» один один отель, выходящий получай море – Ana Mandara (5 звезд, входит в двадцатку лучших отелей Азии). Что в порядке вещей ли говорить, что постоянные клиенты сих отелей – граждане России?

Наши соотечествен­ники поскромнее выбирают островной гостиница Vinpearl Sofitel (5*). С берега тама попадают по канатной дороге, построенной французами. Слышно, ее должны занести в Книгу рекордов Гиннесса по образу самую длинную канатную отвали над морем. Опоры, к которым крепятся тросы, сделаны в виде Эйфелевых башен.

Нячанг – самый в употреблении), статусный и большой вьетнамский Анапа. Здесь не услышишь стрекота цикад лещадь окном, дикого хохота лягушек, кого и след простыл кайт-серфинга, как в Фантхьете, ввиду этого что бухта, нет таких ветров (в Фантхьете проводят соревнование по кайту), зато жрать лечебные грязи и мерный гудение мопедов.

Рассматриваю, как одеты местные народонаселение. женщины в брюках, потому подобно как ездят на мопедах? Неужели потому что национальный одежда – шелковые штаны с блузкой, застегивающейся мала) как корсет, а от талии ниспадающей двумя полосами фас и сзади? Это наряд и сумеречный, и деловой (женщины в европейских костюмах встречаются просто-напросто в международных отелях и офи­сах) – чарующе красивый. Невероятный контраст ему составляет простецкое одежда торговок: брюки, носки «с пальчиками», домашние туфли-вьетнамки, закрытая кофта, перчатки, масочка на лице и традиционная конусообразная панама – ни один участок тела малограмотный должен быть открыт.

Вьетнамки боятся загореть – в моде бытийствовать светлокожей, а солнце здесь такое, что-нибудь за полчаса ты прожариваешься до конца, как на гриле. Сие я поняла. Единственный вопрос, кой мне не удалось обнаружить до конца: зачем они надевают маски? Даже если это защита от палящего солнца, с каких же щей тогда их не снимают хоть на закате? Если через соли – вблизи от моря – и с вечной пыли на дороге, благодаря чего я видела девушек, сидящих в масках в салоне самолета?

Идешь по части Нячангу – на центральной улице парикмахеры. Повесил получи стену зеркало, поставил столишко, купил ножницы – работа началась. Подкопит денег – откроет салончик. В молодой вьетнамской жизни разрешено зарабатывать, не имея никакого стартового капитала, правда и откуда его взять? После этого никто не распределяет до друзьям нефть и газ, а самые роскошные виллы принадлежат нисколечко не чиновникам.

О неприятном. Я поражалась, слыша, (языко некоторые наши туристы сетовали получи и распишись недостаток «цивилизованности». В порядке национальной самокритики: если только слышишь крики на всю гостиницу – сие наши, если кто безвыгодный понимает, что по-русски тогда не говорят – это в свой черед наши. («Я им русским языком, а они молчат во вкусе в зоопарке!» – громко жаловалась шабровка по отелю.) Если кто именно-то, напившись, танцует возьми столе – и это, к сожалению, наши соотечественники.

Для того таких в Фантхьете есть непомерный отель. Его владелец Вася и колонны построил, и лепнину нате потолке смастерил, и рога повесил после стенкам, и фотографии «Битлз», и искусственные дары флоры, и сувенирные тарелки, и люстры югославские, и лапти, и Пикассо, и жос­товский шайба… В ресторане, при желании, и водки по крайности залейся, и борщ подадут. Только кофе – жижа, как в советском общепите. Данный «разлюли-малина» стиль еще и в Москве не так непринужденно найти. Но Вася уехал изо России давно.

В Нячанге лето дождей – с сентября по светопреставление ноября. Я была в мае, и 2 дня повторно лил дождь – такое стряслось впервые. Погода, как и изумительный всем мире, сошла с ума. Хотя с декабря по март – в эту пору что гарантированно везде в Вьетнаме – лучший сезон. Неважный (=маловажный) так жарко (апрель и май – самые жаркие месяцы) и в отлучке дождей.

Зимой-то я тама и собираюсь поехать снова. Временно держится столь фантастическое скрещивание цены и качества (в январе 2007 лета Вьетнам вступил в ВТО, где-то что цены постепенно будут «ровняться»), пока на пляжах приставки не- тесно, пока идет таковой фантастический взлет, за которым приблизительно интересно следить. Хочется доверять(ся), что вьетнамцы не испортятся, и малограмотный придут к ним эпидемии нашего века – бомбисты, еще появившиеся в Таиланде, и межнациональные разногласия, которые оспинами изъели почти не всю планету. Пока всё-таки проживающие во Вьетнаме шестьдесят национальностей улыбаются и по всем статьям рады.

В Нячанге на вершине вершина мира стоит большая статуя Будды. Возьми постаменте – портреты монахов, которые ритуально сожгли себя для того того, чтобы Вьетнам победил Америку. Местные народонаселение уверены, что именно жертвоприношение принесло победу в войне.

Они живут в волшебном мире, сии 85 млн человек, расположившиеся нате узкой полосе суши. И и тот и другой год их становится близко на 1 млн человек с прицепом. Их национальный возраст только и можно определить по тому, как поколений предков знает выхолощенный вьетнамец (у потомков королевских фамилий, толково, записаны все ветви генеалогического древа). Ординарно знают бабушку и деда. А опосля – безымянная тишина. Они были рабами в благодатной земле, завладеть которой желательно многим. Но теперь вьетнамцы далеко не отступятся от своего будущего: сосиски у них цепкие, душа созрела.

…В Сайгонском аэропорту я влилась в толпу белых людей. Они (да мы с тобой) показались мне такими странными, нескладными, что динозавры.