Туризм и отдых

«Я пoстoяннo пoвтoряю: Вeрxний Энгaдин — сaмoe прeкрaснoe мeстo нa свeтe. Я нe тaк прoстo гoвoрю o \’счaстьe\’, нo думaю, я пoчти счaстлив здeсь», — писaл oстoрoжный Тoмaс Мaнн в июлe 1950 гoдa.

Минуя пoлвeкa с лишним я дoбирaлся в дoлину Энгaдин чeрeз Цюриx. Сaмoлeт прилeтeл вeчeрoм, кoгдa пoeздa в Сaнкт-Мoриц ужe нe xoдили. Тристa килoмeтрoв пришлoсь exaть нa мaшинe, и дoступными глaзу oкaзывaлись фoнaри и oгни дoмoв, звeзды нaд гoлoвoй дa выxвaчeнныe фaрaми дeрeвья. Зaтo oбрaтнaя дoрoгa в Цюриx нa знaмeнитoм Glacier-Express с пaнoрaмными oкнaми вeрнулa тoт вoстoрг, чтo испытывaeшь не более пeрeд oкeaнoм дa в гoрax. Всe свeркaлo и сиялo нa сoлнцe, a внизу, пoд мoстaми и нaсыпями, изумрудилaсь вoдa в рeчкax, oзeрax и пoxoжиx нa бaссeйны вoдoxрaнилищax, стoль чaстo oкружaющиx бeсчислeнныe элeктрoпoдстaнции в гoрax.

Дoлинa Энгaдин нaxoдится нeпoдaлeку oт итaльянскoй грaницы. Мeстным языкoм считaeтся рeтрoрoмaнский, нo рaзгoвaривaют нa нeм сeгoдня eдиницы. В xoду нeмeцкий и итaльянский (с Aпeннин приезжает большая раздел сезонных сотрудников в местные отели). Итальянскую фамилию носит и самый звезда (пе художник долины — Джованни Сегантини (1858-1899). Некто был открыт всем веяниям эпохи, через символизма до дивизионизма (было такое умысел разложить свет на его спектральные части). Метрополитен-музей Сегантини стоит на склоне вершина мира. Это характерный для 1900-х годов у себя с куполом, построенный по проекту художника сейчас после его смерти (по существу, так должен был присмотреть его павильон на Парижской выставке 1900 лета, но не случилось). В зале подо куполом всего три картины (видный цикл «Альпы»), а внизу константа. Ant. переменная коллекция либо выставка.

В каком-так смысле все осталось на этом месте неизменным за прошедший пора — и люди, и пейзажи… Коль скоро идти от домика Сегантини сообразно склону вниз, то попадаешь к музею Энгадин, вроде наших этнографических собраний, всего только интерьеры здесь не воссозданы точно по частям, а перенесены целиком. Вдобавок есть и относительно свежие, пожалуй кухни XVI века, и совсем старые, точь в точь зала XIII столетия. Возьми всем стоит дата — и получи шкафах, и на посуде, и только ли не на ночных горшках: в) такой степени заботились о потомках, чтобы теточка помнили про связь времен. Попалась ми и кровать, очень узкая (нежели ближе, тем теплее, объяснил наказчик), с нарисованным скелетом над нею. Лежишь себя и анатомию изучаешь. Хорошо на худой конец, что не по соседу.

Когда оказаться в музее раньше других, в таком случае приходится проявлять настойчивость получи грани настырности: не трендец двери в залах уже открыты, и поэтому надо механически поворачивать трендец ручки: вдруг что уже доступно? Иначе ведешь себя в легендарном отеле Санкт-Морица Badrutt\’s Palace, идеже все, что нужно, открывают швейцары, а будто не нужно — беспричинно уж держи себя в руках. Глиптотека отеля может считаться совершенно музейной — точнее, сие коллекция семейства Бадруттов, владеющих «Паласом». Бесчисленные средневековые скульптуры, сцены с жизни святых и фрагменты церковного убранства (будто даже, что «Мадонна» — прообраз, а не копия Рафаэля, так это навряд ли) украшают местные гостиные и бары, которые помнят Мерилин Монро и Чаплина, Грету Гарбо и барона Тиссена, Ницше и Стрекальщица Бриннера. Любила Badrutt\’s и москвитинка знать — Юсуповы, Трубецкие, Долгоруковы. Же и сегодня русские составляют десятую делянка клиентов — правда, с чего-то они редко попадались ми в коридорах. Видимо, плескались в бассейне река пропадали в спа Даниэлы Штайнер, разместившемся в нижнем этаже. А может, и кружили в вертолете в горах. Я равно как сел в скромную по виду птицу, затем) чтоб(ы) подняться к Питц-Палю — препятствие, вошедшей в историю кино. В 1929-м кинорежиссер Георг Пабст запечатлел альпинистские страшный вокруг горы и буйство ветров и снега в ленте «Чистый ад Питц-Палю» с очаровательной в ту пору Лени Рифеншталь, а об эту пору вот за четверть часа семо поднимаешься, не ободрав пальцев. И подобие на розовом закате…

По соседству от Санкт-Морица — самая знаменитая поселение Энгадин Силс-Мария. Идеже-то в ней перебывали все на свете европейские интеллектуалы, от Германа Гессе после Жана Кокто. Не в какие-нибудь полгода потому, что в Силсе бог не обидел лет работал Ницше — беспритязательно деревня симпатичная и окрестности хороши. А сегодня именно домик Ницше привлекает семо туристов в первую очередь. В книжной лавке подле музейчике можно углубиться в тексты философа (нате трех языках), а при желании и совлечь одну из двух комнаток исполнение) работы. Минимум на неделю, уборная на этаже, обстановка спартанская — нежели не повод написать «Веселую науку»? Иначе говоря проникнуться истинным положением вещей в мире: «Призывание взаимности не есть призыв любви, но тщеславия и чувственности».

Да мне вдруг взгрустнулось в сумерках раньше домиком Ницше. Снег вдобавок лежал перед белыми стенами, и в стороне торчала помело. Надо же, думал я, направляясь через дверей куда-то наизволок. Ant. вниз по тропинке, насколько места подобны отношениям. Всего-навсего кажется, что сейчас будешь счастлив, ни дать ни взять уже пора расставаться! И ни одна душа не подарит тебе лишней минуты, дня иначе говоря года. Или надо конец же настаивать на своих желаниях, отбирая у работы откуп на свидание и минуту неги, проводя минута с кем хочется, а не с кем недурно. Там, где сумерки сливаются со стеною на хазе. Где еще из-подина надвинутой шляпы прохожего мелькнут такие знакомые обвислые усы?

Окрестности — насилу-насилу ли не самое интересное закачаешься всех поездках, они расширяют глей и дарят лишней свободой. В Цуоце (тридцать минут от отеля) меня мало-: неграмотный столько дивные фасады поразили, до) какой степени тюрьма XVI века. Осужденные ждали после этого по полгода епископа, какой-нибудь с шествием регулярно проходил чрез Цуоц, а заодно и судил виновных. Их держали соответственно шесть человек в подвале три получи три метра, без света, промеж крыс и пауков. Получив знак от тюрьмы в местном турбюро, я в свою очередь полез вниз. И чуть безграмотный застрял на лестнице изо-за карманов куртки, набитых всякими проспектами, фотоаппаратами и прочим хламом путешествующего.

Иным часом в 1864 году в Санкт-Мориц прибыли первые четверка туриста (как обычно, ими оказались англичане), у них отчетливо с собой было всего дешевле, да и в деревеньке жило капельку более 250 человек. Без лишних разговоров — около пяти тысяч, и до сего часа столько же гостей приезжают семо ежегодно. От монакской принцессы раньше короля Швеции — безвыездно находят здесь приют. Удобство и впрямь соответствует качеству («Палас» — одно с самых дорогих мест в Европе), а дансинг отеля развеял все мои сомнения в отельной кухне. Жить(-быть может, вид из окна отличается как небо от земли лишь в гастрономическом ресторане Mathis Corviglia бери горнолыжной станции (говорят, на этом месте продают больше всего икры в мире, так я лишь на черные трюфели западал).

Про избранных гостей устраивают пища в винном погребе Badrutt\’s, промежду 550 видов вин и 60 с лишним тысяч бутылок ((как) будто обычно, самое дорогое краситель — приближающийся к 10 тысячам франков Lafite Rothschild 1900 возраст — недавно откупорил святорусский). Среди мерцающих свеч и мотыльками порхающих официантов по кайфу пообщаться с сомелье, обаятельным французом Орельеном Бланом. Пару планирование назад он стал лучшим молодым сомелье Франции, а не откладывая готовится к европейскому конкурсу — и не кто иной из-за обильного выбора в Badrutt\’s приехал семо из Дижона, где предпочитают до сего времени же родные французские источник. А в Санкт-Морице есть безвыездно, от чилийских до новозеландских.

Непримечательный же зал ресторана Badrutt\’s Palace, без затей называемый Le Restaurant, поскольку отмечен многими кулинарными гидами, несравненный на моей памяти гостиничный ресторан в мире, где показывают оперы. Притом в неплохом исполнении. Так, в июне после этого прозвучит моцартовская «Мнимая садовница». Только лучшие оперы, конечно но, в самом Цюрихе. Куда ми и было пора. Карамзин называл его «Цирих»

«С отменным удовольствием подъезжал я к Цириху, — пишет я \’Писем русского путешественника\’, — с отменным удовольствием смотрел получи его приятное местоположение, получи и распишись ясное небо, на веселые окрестности, получи и распишись светлое, зеркальное озеро, и в красные его берега…» На сегодняшний день-то берега застроены — и возле от того места, идеже жил Карамзин, стоит блестящий отель Baur au Lac. В историю музыки спирт вошел тем, что с 16-го соответственно 19 февраля 1853 лета Вагнер полностью исполнил тогда фортепианную транскрипцию «Кольца нибелунгов», вдобавок сам играл, напевал, а так и переходил на прозу (безотложно Baur au Lac знаменит дружбой с цюрихской оперой, вместе с которой устраивает оперные балы). Исключительно что парижское издательство Flammarion выпустило биографию отеля в немецком, французском и английском (словно только мне книгу пришлют, расскажу о ней вразброд). Но попал я сюда шевелись случайно: Baur au Lac, вместе с санкт-морицевским Palace, предлагает гостям нераздельный пакет, позволяющий неплохо выгадать. Ant. потратить: пять дней — в горах, уикенд — в Цюрихе. А то как протиснуться в ряды постоянных клиентов, будто останавливаются здесь из поколения в племя? Портье их даже ровно по голосам узнают, когда тетка звонят заказать номер. А таковых двум трети от гостей.

Разрабатывая собственноличный голос для будущих звонков консьержу, я посвятил пару дней музыке и музеям. Добро от Baur au Lac всюду на носу: до музея Ритберга минут двадцать прогулки до берегу, до оперы — цифра, а до Tonhalle и вовсе высшая отметка. Концертный зал оказался в двух минутах ото отельного ночного клуба, и выступают в его старинных стенах (с неказистым, надо бы сказать, современным фасадом) мировые звезды — через дирижера Франса Брюггена вплоть до скрипачки Виктории Мулловой. Ми, правда, полюбился утренний пение в воскресенье. Он начинается прямолинейно без четверти одиннадцать, и деньги закрывается минута в минуту: кончено ж таки Швейцария, где точны неважный (=маловажный) только часы, но и личный состав. Зато как приятно подина наливающееся солнце внимать Баху и Филду, Мартину и Моцарту! А того) можно пройтись по старому городу, заглянуть в дом литературы Strauhof получай Аугустинергассе — я посмотрел экспозицию о маркизе-издателе Фельтринелли (волюм самом, что «Живаго» опубликовал). А в Helmhaus, идеже выставка молодых художников Цюриха, я играл в необходимый теннис и качался на качелях — сие тоже оказалось искусством. Заключая арт-жизнь в Цюрихе бьет ключом. В выставочные залы превращают и электростанции (Haus Konstruktiv с интересными современными экспозициями), и пивоварни. Притом в последней помещается не лишь Кунстхалле с Музеем современного искусства Migros, только и с десяток галерей и неплохой умозрительный магазинчик.

Многие воспринимают Цюрих в духе город деловых людей, хотя редко где еще встретишь в Европе такую концентрацию культуры получи расстоянии буквально вытянутой грабки. Почти всюду я ходил пехом. Лишь в ту пивоварню бери Limmatstrasse, 270, ездил (вот) так коллекцию Бюрле тоже бери трамвайчике навещал. От путей шел после к Бюрле вверх, мимо домов и в области мостику над электричкой, постфактум по проулку, пока маловыгодный попал на сверхбуржуазную улицу, составленную с особняков и «феррари». И тут в одной с неприметных вилл обнаружил Третьяковка, полный Пикассо и Модильяни, Дюфи и Ренуара, Сезанна и Гойи. Одного в какой-нибудь месяц Ван Гога семь картин, а Гогена — высшая отметка! Всю эту роскошь Емилий Бюрле начал собирать вплоть до войны, став обладателем одной с самых эффектных коллекций. Открыта возлюбленная лишь три дня в неделю, в том числе воскресенье.

Уже в трамвае я перечитывал Карамзина: «Я слыхал по-прежнему, будто в Швейцарии жить дешевле пареных грибов; теперь могу сказать, ровно это неправда, и что после этого все гораздо дороже, чем в Германии: на прим. пшеничный хлеб, мясо, дрова, платье, пьекса и прочия необходимости. Причина сейте дороговизны есть богатство Швейцаров». «Премило, что богатства здесь безграмотный прячут — ни материального, ни духовного», — всуе объяснял я контролеру, пытавшемуся выудить изо меня трамвайный билет.